03.05.2006-12.12.2006

Сознание и эволюция

««««« ---------- »»»»»

I

   В отношении сознания, conscientia (во избежание влияния терминов, используемых в английском языке, будем использовать латинское слово), чем бы оно на самом деле ни являлось, в обществе сложилась довольно запутанная  ситуация.

   С одной стороны, каждый, узнавший в собственном онтогенезе о существовании этого понятия, без всякого сомнения начинает эмпирически считать себя наделенным сознанием, не отказывая в этом качестве и прочим членам общества. Иногда владение этим состоянием настолько окрыляет неофита, что он начинает обнаруживать нечто подобное не только в людях, но и в иных высших животных, а то и в неживой природе, почему-то забывая о том, что такие культурные вольности неразрывно связаны с его собственным сознанием и в любом случае разносятся на периферию под действием, так сказать, "антропобежной" силы. 
   С другой же стороны, мы обнаруживаем, что результатом попыток обобщения индивидуальных представлений стало множество разнообразных и взаимоисключающих теорий о природе и происхождении сознания. Так, в основательном труде Стивена Приста [Priest S., 1991 -- "Теории сознания", М., 2000] описываются 7 несводимых одна к другой теорий сознания со всеми полагающимися терминами и определениями: 

-- дуализм (Платон и Декарт),
-- логический бихевиоризм (Гемпель, Райл и Витгенштейн),
-- идеализм (Беркли и Гегель),
-- материализм (Плэйс, Дэвидсон и Хондрих),
-- функционализм (Патнэм и Льюис),
-- двухаспектная теория (Спиноза, Рассел и Стросон),
-- феноменологический взгляд (Брентано и Гуссерль)

   Интересно, что в не менее фундаментальной книге Гарри Ханта [Hunt H.T., 1995 -- "О природе сознания: С когнитивной, феноменологической, трансперсональной точек зрения", М., 2004] присутствует подобная великолепная семерка - именно столько штук определений слова "сознание" приведено в "Оксфордском словаре английского языка", подробно проанализировано автором и сопровождено его заботливым комментарием: "...на ранних этапах исследований для психологов не может быть ничего хуже, чем искать свой предмет в словаре". [Там же, с. 42.]
   Чтобы не быть заподозренными в тяге к нумерологии, отметим, что, хотя Прист и выпустил из виду одну из недавних - теорию интенциональности сознания (Деннет и Сёрл), обращение к русскоязычным словарям легко может изменить в обратную сторону образовавшийся разрыв между количеством теорий и количеством определений!

   Поскольку у семи нянек, как известно, дитя рискует остаться без глаза, каждая естественная наука, имеющая дело с сознанием, позаботилась о собственном определении, следуя необременительным путем "огораживания", усечения его сферы до собственных отраслевых нужд: у физиологов сознание это что-то вроде активности, включенности организма; у психологов - осознание или внимание и т.п. Что, разумеется, не способствует ни личным, ни междисциплинарным контактам. Сложившееся положение, очевидно, если не требует, то настоятельно приглашает подумать о более единообразном подходе к феномену сознания.

   Продолжая следовать эмпиризму, т.е. отвергая не подтвержденные проверенными и перепроверенными фактами домыслы, как о несуществовании сознания вообще, так и о его якобы вездесущности, мы приходим к естественному выводу, что феномен сознания (повторим: чем бы оно на самом деле ни являлось), не может быть ничем иным, как продуктом эволюции биологических систем: "В филогенезе несомненно существование тенденции, действующей в направлении развития познавательных способностей и повышения результативности интеллектуальной деятельности. Можно с уверенностью предположить, что эта тенденция действует уже миллионы лет, не угасая до настоящего времени." [Кликс Ф., "Пробуждающееся мышление", М., 1983, гл. I]
   Следуя этой тенденции, живые организмы прошли длительный путь от амебовидных реакций, кинезов, фобических и топических реакций ко все более сложным формам сенсомоторной активности, а в итоге - к появлению нейрональных механизмов принятия решений, способных к взаимодействию с филогенетически более древней системой гомеостатической регуляции.

   На определенном этапе эволюции это выразилось морфологически в цефализации гоминоидов, о чем писал Л.В. Крушинский: "На необходимость избыточности потенциальных возможностей мозга указывал В. Вагнер (1896). А. Н. Северцов (1922) также рассматривал поведение как адаптивную функцию организма, в основе которой лежит избыточная возможность приспособления к многообразным условиям окружающей среды (ароморфоз)." [Крушинский Л.В., "Биологические основы рассудочной деятельности", М.,1986, с.225]. При этом цефализация носила опережающий характер, что отвечало общей тенденции живых организмов к опережающему отражению действительности (П.К. Анохин). "Опережающее отражение связано с активным отношением живой материи к пространственно-временной структуре мира и состоит в опережающей, ускоренной подготовке к будущим изменениям среды." (Александров Ю.И., "Введение в системную психофизиологию" // Психология XXI века. М., 2003).

   Обычно указанный и последующие этапы эволюции предков человека рассматриваются под углом зрения новых возможностей взаимодействия с окружающей средой, особыми условиями изоляции популяций, аридизацией и изменениями пищевых факторов, освоения бипедии и прямохождения, развития трудовых и инструментальных навыков.
Не ставя под сомнение все эти важные обстоятельства, мы обратим особое внимание на то, какую роль могло сыграть и предположительно сыграло соединение обеих тенденций -- развития познавательных способностей и опережающего отражения, подкрепленное ароморфозом цефализации.

   По нашему мнению, решающим фактором стало формирование в гипертрофированном мозге гоминида (в общем-то возможно что и случайно обогнавшем в своем развитии остальные части организма), укрупненных комплексов отражения окружающей среды, постепенно слившихся во внутреннюю искусственную средовую динамическую модель. Эта модель позволяла вырабатывать поведенческие решения, сообразуясь не с фактическим, а с произвольно  формируемыми мозгом внутренними образами среды, создавать, рассчитывать на их основе предположительно оптимальный Образ результата (К. Прибрам) и только потом переносить его вовне организма.
Вместе с Д. Сёрлом, автором "Нового открытия сознания" (" В каузальном отношении нам известно, что мозговых процессов достаточно для любого ментального состояния и что связь между этими мозговыми процессами и моторной нервной системой является случайной нейрофизиологической связью, как и любая другая"), подчеркнем именно динамический, стохастический и непредсказуемый характер внутренней средовой модели, являющейся не простым слепком с внешней среды, но ее многократной редукцией, и возникающей не столько в "процессе трудовой общественно-производственной деятельности" ["Краткий философский словарь", Госполитиздат, 1954, ст. "Сознание"], сколько в преддверии этой деятельности. Дальнейшее развитие нового феномена показало его эффективность и привело к тем его формам, которые мы сегодня называем сознанием человека. 
 
   Таким образом, сознание человека - это особая, нейробиологически формируемая автономная среда эволюции, уникальный продукт эволюционного творчества естественного отбора. Оно выросло из тех свойств животных, которые мы тоже иногда называем "сознанием", но принципиальное отличие которых состоит в том, что они не играли прежде и не играют ныне роли эволюционной среды.

II

   Восхождение от животного "сознания" к человеческому вероятно происходило в несколько этапов, общие представления о структуре которых изложены в учебном пособии И.И. Булычева ["Основы философии, изложенные методом универсального логического алгоритма", Тамбов, 1999, гл 10] и в соединении с гипотезой о средогенеративности сознания приобретают следующий вид:

1. Формирование индивидуальных сенсорно-символьных сознаний у единичных развитых особей, возможно, самцов-охотников хабилисов и эректусов. Развитие первичных суггестивных форм дрессурного языка односторонней коммуникации.

2. Закрепление признака (индивидуального сенсорно-символьного сознания) в популяции и его распространение в популяциях эректусов (кроме неандертальцев, по каким-то естественным причинам не включенных в этот процесс и пошедших, возможно, по сценарию развития бессознательного мышления) и ранних сапиенсов. Включение самок в число реципиентов дрессурного языка на основе сложившегося полового диморфизма.

3. Развитие семиотического знакового сознания ("коллективизация") и соответствующего ему архаического мышления (по Ф. Кликсу). Ослабление суггестивного содержания языка и его превращение из одностороннего коммуникатора в двусторонний. Осознание страха смерти и потребности в знаниях, приведшие к исходу авангардной популяции из Африки ("бутылочное горлышко"). 

4. Оформление сознания современного типа (семантико-смыслового), экстенсивное расселение популяции. Развитие полисемии как продолжения стохастических особенностей сознания. Развитие рас как следствие отвлечения адаптационных ресурсов организма от преодоления факторов внешней среды в сторону среды сознания.

Весьма выгодно отличается от книг Приста и Ханта своей компактностью, широтой обзора и открытостью  статья доктора философских наук Н.С. Юлиной "Тайна сознания: альтернативные стратегии исследования" в №№ 10 и 11 журнала "Вопросы философии" за 2004 г. Приведем несколько цитат из нее.

"Что касается тайны сознания, то здесь царит замешательство: не ясно, с какой стороны к ней можно подходить и какими средствами раскрывать. Должна ли этим заниматься философия, или когнитивная психология, или биология, или физика, или какая-либо новая междисциплинарная отрасль знания? Или вообще отбросить науку и довериться собственной интуиции и здравому смыслу?.. 
...когда философы, психологи или когнитивные ученые пытаются теоретически определить сознание (объективно или 'с позиции третьего лица'), или хотя бы обозначить приблизительные границы и составляющие его элементы, феномен расползается, теряет очертания, ускользает от 'определения в понятиях'.
...
Практически все современные философы сходятся в выводе, что сознанию невозможно дать логическое определение...
В "Энциклопедическом словаре по психологии" (The Encyclopedic Dictionary of Psychology. Oxford, 1983) говорится, что этот термин используется весьма свободно, разные авторы фиксируют разные состояния сознания, и ни одно из приводимых определений нельзя считать непротиворечивым. В более позднем "Международном словаре по психологии" (1989) об определении сознания говорится с безнадежностью: "Сознание - завораживающий, но призрачный феномен: невозможно специфицировать, что же оно такое, что оно делает, и почему оно эволюционировало. Ничего такого, что стоило бы читать, о нем не написано"...
Одним словом, без большой натяжки можно констатировать, несмотря на безусловные успехи в интерпретации ряда важных сторон сознания, ни у ученых, ни у философов на сегодня нет ясности, что следует считать фактом сознания, независимо от тех или иных теорий сознания."  

Из этих замечаний, сделанных автором по результатам анализа англоязычной философии (но не без внимания и к русскоязычной философии), следует, что каждое определения сознания следует рассматривать как условность, главным образом способствующую иллюстративности рассуждений об этом феномене.

Достоинством статьи Н. Юлиной является формулировка и постановка множества вопросов, на которые призвана ответить любая рабочая гипотеза о сознании, а также указание на то, что одним из самых  "загадочных звеньев в понимании генезиса сознания (и человека)" является язык. Учитывая, что язык человека это не данность, а результат длительного развития, к сознанию следует, как и к языку, подходить не только синхронистически, но и диахронистически, при этом сознание в начале его возникновения может оказаться обладающим иным содержанием, нежели в настоящее время. 
Нина Степановна пишет: "Загадки онтологии сознания в значительной мере проистекают из загадок генезиса сознания. Отсутствие в науке твердо установленных фактов о 'спусковом крючке', запустившем в мир качественно новый феномен - сознание, делает проблему его происхождения особенно острой. Разумеется, сегодня никто не отрицает, что сознание творится и в природной, и культурно-языковой среде."

Претендентом на роль "спускового крючка" могла быть избыточная (ароморфная) цефализация, вызванная своеобразной преадаптацией головного мозга в условиях оттока крови,  связанного естественным образом с  ортоградностью. Что дает основание считать сознание вполне биологической инновацией, не сводимой к загадочной искусственности, к эмерджентности.

III

В настоящее время предпринимаются попытки снять или завуалировать это неудобное свойство сознания, прибегая к информационной интерпретации эволюции. Так, доктор философских наук И.П. Меркулов в статье "Эволюционируют ли наши когнитивные способности?" [ж. "Вопросы философии", №3, 2005] в качестве основания для такой интерпретации цитирует слова К. Лоренца из "Обратной стороны зеркала" о том, что когнитивная способность собирать информацию образовала "первый великий раздел в бытии". Но эту попытку вряд ли можно назвать удачной, поскольку ученый,  подчеркивая слова Н. Винера об информации, которая не есть материя или энергия, одновременно умалчивает о другом признаке этого "великого раздела", о когнитивном сборе энергии. Но такой отрыв информации от ее материальной основы вряд ли будет способствовать поставленной этим направлением цели. 

Тем более что возникновение сознание может быть объяснено и без привлечения информационного подхода,  -- если мы рассмотрим в феномене сознания такую уникальную биоинновацию, как свойство присвоения и генерации внутренней среды, являющееся продолжением совокупности свойств каждого живого организма обособляться от среды и взаимодействовать с ней. Появление этого свойства означало, продолжая слова Лоренца,  второй великий водораздел, за которым через, примерно, миллион лет, последовал и третий -- культурная экспрессия средовой генеративности нашего сознания.

Биологическим субстратом сознания стал мозг человека, но не просто мозг, а мозг избыточный. Избыточность как прием достаточно характерна для различных, в том числе и биологических систем, о чем убедительно пишет в своих работах известный философ, кандидат физико-математических наук С.Д. Хайтун [см, например, его статью "Феномен "избыточности" мозга, генома и других развитых органических и социальных структур", ж. "Вопросы философии", №3, 2003.] Как и его  идейный предшественник П.Г. Белкин, С. Хайтун считает, что элементная множественность не является избыточной и не служит целям надежности, а обеспечивает  "уникальность каждого проявления жизненной активности". При этом, будучи не согласным с тем, что геном или мозг наделены избыточностью и ставя это слово в кавычки, С. Хайтун полагает, что и в геноме, и в мозге имеются огромные и внешне неактивные участки, которые подготавливают и обеспечивают текущую будущую деятельность активных участков. 

Но этот подход не исключает и того, что реальная, хотя и кажущаяся, "избыточность" (мы будем здесь говорить только о мозге)  может являться наследием прошлого развития, связанного со становлением сознания, когда все "избыточные" ресурсы мозга были направлены на генерацию внутреннего образа среды развития организма человека. Когда сапиенс  перешел свой третий "водораздел" и свойство средовой генеративности стало реализовываться во внешнем носителе, в культуре -- нагрузка на мозговые ресурсы оказалась сниженной.

Примечание. Сергей Давыдович не воспользовался возможностью развить свою трактовку "избыточности" в указанном направлении, о чем свидетельствует изложение им собственной концепции эволюционной роли среды: 
"Эволюционная роль среды видится нам сегодня троякой:
 1. Непосредственно участвуя в формировании прогрессивных самосборок, среда обеспечивает им первичную адаптивность.
2. Вызывая "эффект потряхивания" эволюционирующей системы, она активизирует возникновение прогрессивных самосборок под постоянно действующим давлением взаимодействий.
3. Эволюция в сторону интенсификации взаимодействий диктует интенсификацию взаимодействий эволюционирующих систем, почему с ходом эволюции возрастает роль открытых систем, играющих друг для друга роль среды." [Хайтун С.Д., "Феномен человека на фоне универсальной эволюции", М., 2005.]  

Гипертрофия мозга могла стать ответом не только на свойства внешней среды, но и на своеобразное обогащение среды внутренней, среды генерируемой [см. опыты с диаллельным скрещиванием мышей в линиях, полученных при воспитании в обогащенной среде: Д. Дьюсбери, "Поведение животных. Сравнительные аспекты", М., 1981, с. 318.] При этом существенное значение имеет не только факт укрупнения мозга, но и достижение им определенной величины или даже плотности: "Наше исследование видов психики (и протопсихики), по-видимому, не выявило никакой ясной пороговой величины или критической массы – пока мы не достигли того типа сознания, которым обладаем мы, человеческие существа, использующие язык."  [Деннет Д., "Виды психики. На пути к пониманию сознания", М., 2004.]

В результате сознание палеочеловека по-видимому прекрасно сыграло свою филогенетическую роль в генерации внутренней динамической среды индивида, значительно ускорившей ход эволюции, даже если оно явилось всего лишь  побочным результатом эволюции, "эксаптацией" нервной системы (термин Т.Н. Ушаковой из статьи "Двойственность природы речеязыковой способности человека", "Психологический журнал",  2004 года, том 25, №2 с. 5-16.) В пользу мнения о "побочности" сознания говорит и то, что этот феномен не так уж и рационален!

"... мысль, постоянно перескакивающая с одного предмета на другой благодаря спонтанным ассоциациям, смутным метафорам и непрозрачным аналогиям, не есть мысль должная, хотя часто имеет место в действительности. Внезапные ассоциативные переходы являются одним из негативных феноменов сознания. В современной психиатрии этот феномен нередко характеризуется как признак клинического состояния сознания, подпадающего под такие специфические нарушения мышления, как “инкогерентное мышление”, “словесная окрошка”, “избыточность ассоциаций” и “полет мыслей” [Винник Д.В. "Сознание как проблема в современной философии", в сб. "Философия науки", 2002, "4(15), Институт философии и права СО РАН, Новосибирск.]

Одним из выражений этого результата стала кажущаяся избыточность мозга, но только кажущаяся,  поскольку физиологические процессы в нем постоянно циркулируют:  "...любая последовательность предвосхищающих образов, но существу, представляет собой программу или План... По-видимому, сила мышления при решении задач заключается в возможности неоднократного возвращения к тем структурным образам, которые и обеспечивают функцию повторения и способствуют тому, что в памяти происходят дополнительные распределения следов. Некоторые из этих распределений вследствие корреляций с состояниями мозга, отличающимися от исходного состояния, включаются в новые системы образов и представлений." [Прибрам К., "Языки мозга: Экспериментальные парадоксы и принципы нейропсихологии", М., 1975.] Такое многократное возвращение образует систему обратных связей, о которых пишут некоторые авторы.

Например, в новой коре головного мозга обнаруживаются нейроны, которые "составляют систему эшелонированных проводящих путей как последовательной, так и параллельной конфигурации от входа к выходу и несомненно окружены также мощными петлями прямых и обратных связей." [В. Маунткасл, " Организующий принцип функции мозга: Элементарный модуль и распределенная система."] Нетрудно заметить, что указанные петли могут являться преадаптацией эволюционно более древних систем, например, сердечного миопейсмейкера  или круга Капеца лимбической системы. 

Согласуется с этими наблюдениями нейрофизиологов и такая мысль: "Возникает вопрос, как возможно формирование такой открытой информационной системы, в которой может происходить и происходит обработка и реализация нового, т.е. заранее не заданного решения по управлению действиями? Как отмечалось выше, такой системой может быть структура, обладающая сознанием, т.е. способностью контролировать динамику информации путем обратных связей на всех этапах и уровнях ее реализации." [Жинкин Н.И., "Речь как проводник информации", М., 1982.] 

Можно полагать, что такая структура по необходимости должна быть мноуровневой: "Объединив теорию Баарса и представленные нами ранее замечания об иерархической организации информации (воспоминаний) в мозге... мы полагаем, что 1) сознание возникает как свойство глобальных структур; 2) различные уровни сознательного и бессознательного соответствуют различным уровням организации глобальной структуры; 3) поскольку частичные процессы в своей сегрегированной форме не создают феномена сознания, они остаются в "области бессознательного"; 4) подсознательным является уровень информации на границе получения (или утраты) доступа к глобальным структурам, являющимся частью структур более высокого уровня." [Пелед А., Гева А.Б., "Мозговая организация и психическая динамика", "Журнал практической психологии и психоанализа", 2001, №4.] К этому остается добавить, что и сознательные, и подсознательные процессы циркулируют в одном и том же кругу сознания, а разница между ними находится скорее всего на уровне протоколов обмена с внешним (для этого круга) миром, т.е. с остальным организмом и окружающей его средой.

К идее своеобразного дистанцирования сознания от тела постепенно подходят американские ученые, например, Родольфо Льинас (Ллинас) с коллегами  [R. Llinas, U. Ribary, D. Contreras, C. Pedroarena, "The Neuronal Basis for Consciousness", Philosophical Transactions: Biological Sciences, Vol. 353, No. 1377, The Conscious Brain: Abnormal and Normal (Nov. 29, 1998), pp. 1841-1849.]:  "С точки зрения Ллинаса и его коллег сознание не следует понимать как детерминируемое приходящими сенсорными возбуждениями, но скорее как функциональное состояние больших отделов мозга, главным образом ложекорковой системы, и с подобной точки зрения сенсорные входы нужно понимать скорее как обслуживающие модулирование предшествующего сознания, чем создающие сознание заново. С этой точки зрения сознание есть некое "внутреннее" состояние мозга, а не ответ сенсорным стимулирующим входам. Сны в этом смысле объект специального интереса потому, что в сновидении мозг находится в сознательном состоянии, но не может чувствовать внешний мир посредством сенсорных входов. Они полагают что NCC <нейробиологическое соответствие состоянию сознания> представляет собой синхронизированную периодическую активность в ложекорковой системе (1998: 1845)." [Д. Сёрл, "Сознание".]

Таким образом, эволюционно-эпистемологическая трактовка сознания может быть дополнена нейрофизиологическим компонентом, позволяющим определить этот феномен как способ существования нейронных систем, в процессе реализации которого поддерживается относительная произвольность реакций (степеней свободы) отдельных нейронов и/или их комплексов, отражающая произвольность внешней (по отношению к нервной системе) среды.  Остается только выяснить, как и в какой исторический период нейронные системы начали проявлять эту свободу  и произвольность, и какие мнения и сведения об этом существуют в научном мире.

IY

21 июня 2005 года на философском факультете МГУ состоялась дискуссия между двумя докторами философских наук, Федором Ивановичем Гиренком и Вадимом Валерьевичем Васильевым. Вот несколько примечательных выдержек оттуда:

   "...акт мысли использует систему предметных значений, независимых от языка. Это может быть код образов и схем. И мне нужно узнать откуда взялись эти образы, кто их сделал. А без аффекта это понять невозможно. Немая речь это то, что Жинкин называет универсально-предметным кодом, а Апресян – семантическим языком. Я их называю дословными смыслами." . 
"Животное является автоматом и поэтому оно является реалистом. Ему не нужны ни язык, ни ум. Если даже мы когда-нибудь всё будем знать о животном, то это знание ничего не прибавит к пониманию мысли и языка."  
   "Поэтому я и говорю, что сознание и язык – враги, а речевое сознание – это вынужденный компромисс между ними. Резюмируя эту часть, я скажу, что реалисты живут в светлой комнате инстинкта, как автоматы. Им не надо думать, они не делают ошибок. А человек живет во тьме, на ощупь."
   "Язык без эмоций ничего не может, он даже не узнает о своем существовании. Эмоция и язык – это два события, которые отделяют человека от животного. Эмоция существует как возможность произвольного действия на себя самого, как возможность приводить себя в исступление своими, повторяю, галлюцинациями. Из этой возможности при синергии какой-то критической массы людей возникает уже сознание, т.е. самоограничение своего действия на самого себя."
   "Не мозг производит сознание и не нервная система, и тем более не язык. Сознание не проблема психофизиологии и тем более лингвистики. Причина сознания – само сознание... Сознавать – значит воображать, то есть с самим собой начинать новый ряд явлений, в независимости от того имеет этот ряд отношение к реальности или не имеет." 

Из этих высказываний Ф.И. Гиренка следует, что у животных сознания нет и быть не может, а датировать возникновение сознания у человека следует, привязывая этот момент к периоду появления достаточно развитой языковой коммуникации, осуществляющейся в условиях "синергии критической массы людей". Заметим, что эта позиция достаточно последовательно выдерживается ученым в течение последних 20 лет: "...Вольтер фактически отказывался от представления о естественном человеке, справедливо рассматривая "докультурного человека" Руссо как фикцию." [Гиренок Ф.И., "Экология. Цивилизация. Ноосфера", М., 1987.]

Его оппонент ничего не имеет против такого подхода: 

"Блестящие эксперименты, поставленные за последние десятилетия, действительно показывают, что наш внутренний мир, который напридумывало наше «Я» - это мир иллюзий. Мы совершенно не понимаем себя и не разбираемся в самих себе. Мы придумываем, мы фантазируем."
"Я согласен, что эмоции в основе... Далее язык креативный, затем речь, сознание."

Расхождения между учеными обнаруживаются в другом.  Если по Гиренку хаос сознания является дестабилизирующим фактором, то Васильев придерживается прямо противоположного мнения, считая, что ментальные состояния  способны каким-то образом стабилизировать биосистему:

"Ментальные состояния наделены реальной каузальностью, но не обладают сущностным единством и полной бытийной независимостью. Они – особый тип реальности, возникающий или актуализирующийся в материальных системах биологического типа в целях детерминистической стабилизации этих систем и, возможно, более совершенной фиксации их индивидуальной истории. Не исключено, кстати, что в понимании данного обстоятельства можно усмотреть ключ к решению некоторых проблем теории эволюции." [В.В. Васильев, "Мозг и сознание: выходы из лабиринта", "Вопросы философии", 1, 2006.]

Он именует свою позицию "эмерджентным интеракционизмом" и поясняет, что, называя обнаруженную им реальность "особой", он тем самым дистанцируется от Р. Сперри, "рассуждавшего о влиянии на мозг высокоуровневых ментальных состояний". [Там же.]  

Здесь мы должны отметить, что противоречие во взглядах Ф.И. Гиренка и В.В. Васильева снимается, если предположить, что оппозитными феноменами изначально были не сознание и язык, а сознание и мышление, точнее, протосознание и элементарная рассудочная мыслительная деятельность, сосуществовавшие в гипертрофированном мозге гоминида. И если борьба между этими двумя состояниями в определенной степени ослабляла отдельную особь, то это ослабление компенсировалось среди совокупности особей, т.е. в популяции.

Интересно, что зав. лабораторией высшей нервной деятельности человека ИВНД и НФ РАН, член-корреспондент РАН, доктор медицинских наук, профессор Алексей Михайлович Иваницкий относится к концепции ментализма Р. Сперри с гораздо большей симпатией:

 "...психические процессы как результат деятельности целостного мозга обладают своей высшей логикой, которая может определять течение физиологических процессов... Парадоксально, но физиологическое исследование приводит, в конечном итоге, не к редукционизму, а, наоборот, к пониманию высшего жизненного смысла психики и сознания человека, сливаясь в своих построениях с идеями философии." [Иваницкий А.М., "Физиология мозга о механизмах построения субъективного образа", симпозиум "Сознание и мозг", 30 ноября 2006 г., г.Москва, Институт философии РАН.]  

 По мнению Иваницкого, ключевым моментом является наличие "механизма кольцевого движения нервных импульсов с его возвратом в проекционную кору после опроса других структур мозга", обеспечивающего информационный синтез в процессе построения субъективных образов [там же] и то самое "неоднократное обращение", о котором писал К. Прибрам. К этому следует добавить, что "высшая логика" психических процессов, циркулирующих если не в замкнутой, то полуразомкнутой сфере средогенеративного сознания, по мерке логики "низшей", обыкновенной вполне может оказаться и  паралогикой!

В статье "Зачем субъективная реальность или "почему информационные процессы не идут в темноте?" (Ответ Д.  Чалмерсу)", также подготовленной к упомянутому симпозиуму, доктор философских наук, профессор Давид Израилевич Дубровский пишет:

   "Безусловно, у высших животных многоступенчатость производства информации об информации гораздо ниже, чем у нас, им нельзя приписывать абстрактное мышление и самосознание, свободу воли; только у человека свобода движения в сфере СР практически неограничена, он способен производить в мысли, воображении, в мечтах не только ценные творческие продукты или же просто обыденного толка, но и всевозможные химеры, "воздушные замки", нагромождения низменной "серости", нелепости и абсурда."
   "В последние десятилетия убедительно показано, что субъективное переживание есть эффект циклической кольцевой организации процессов возбуждения, охватывющих многие системы нейронов определенной локализации (А.М. Иваницкий, В.Я. Сергин, М. Арбиб, Г. Риззолатти, Дж. Эделмен, Хэмфри и др.)."
   "Значительный вклад в понимание необходимых условий возникновения качества субъективной переживаемости вносят работы В.Я. Сергина. В них показано, что акт осознавания сенсорного стимула, так сказать, первичное субъективное переживание (в форме ощущения) возникает в результате высокочастотного циклического процесса "самоотождествления." 

В статье доктора физико-математических наук Владимира Яковлевича Сергина "Самоотождествление и сенсорно-моторное повторение как ключевые механизмы сознания", также представленной на симпозиум, сообщается, что этот циклический процесс занимает полосу частот в диапазоне от 10 до 100 Гц. Установленная закономерность позволяет по-новому взглянуть на работы тех авторов, которые связывают мышление человека с музыкой. [См., например, Бонфельд М.Ш., "Музыка: Язык. Речь. Мышление. Опыт системного исследования музыкального искусства", Вологда, 1999.] Важным обстоятельством здесь является то, что ритмика деятельности головного мозга задается на уровне сознания, т.е. ее связь  с музыкой --- с точки зрения архаических, "животных" форм мышления -- является эволюционной инновацией. Поскольку музыка в основном представлена компонентами более высокой звуковой частоты, чем это требуется для перцептивного включения механизма самоотождествления, о котором пишет В.Я. Сергин, можно предположить, что корреляция нейронным циклических процессов, лежащих в основе сознания, должна наблюдаться не столько с микро-, сколько с макроколебаниями, т.е. с частотными показателями структуры музыкальных  компонентов.

   И.П. Меркулов, развивая теорию информационного происхождения сознания,  в своих последних работах начинает говорить об информационной (само)генерации в нашем сознании внутренних образов, метапрограмм различных уровней, "постулировать генерацию в когнитивной системе человека более высоких информационных уровней, обладающих эмерджентными свойствами по отношению к предыдущим информационным уровням – вплоть до самых высших, частично управляемых сознанием, обеспечивающих выполнение наиболее сложных когнитивных функций, включая научное познание и мышление." 
   "Животные (за исключением шимпанзе и некоторых видов горилл) не обладают сознанием, тем не менее многие из них способны мыслить, а следовательно их когнитивные системы создают внутренние мысленные репрезентации, которыми они могут манипулировать."
   "Таким образом, у нас, видимо, есть весьма веские основания полагать, что сознание - это не «отражение действительности», а высшая когнитивная способность, инструмент познания и жизнедеятельности (наряду с восприятием, мышлением, и т.д.), которая обеспечила выживание гоминид и нашего подвида Homo sapiens sapiens."
   "Конечно, индивидуальное сознание никогда бы не возникло даже по сугубо биологическим причинам, если бы люди не обладали даром самосознания, которое является нашей генетически обусловленной родовидовой когнитивной способностью."
   "Сознание – это родовидовое информационное свойство (способность) когнитивной системы живых существ, проявляющееся прежде всего в самосознании (т.е. в осознании собственного "Я" и отличия от «других», в "узнавании" себя, в самораспознавании образа "Я", в наличии «Я-образов» и т.д.). Благодаря наличию этой способности наша когнитивная система может генерировать различные состояния индивидуального сознания (в том числе и измененные)." 
[Меркулов И.П., "Сознание с точки зрения переработки информации", статья к упомянутому симпозиуму.] 

Действительно, самосознание сыграло огромную роль в становлении сознания на всех его этапах: "Я -- не они", "Я и они", "Я и мы", начиная с самого первого. Но оно все же было вторичным фактором, поскольку само возникло благодаря способности мозга генерировать поливариантные модели внутренней среды, уподобленные внешней среде по признаку их произвольности и стохастичности. Как раз на этот недостаток информационной теории, неспособной объяснить первопричину появления самосознания, указывает Н.С. Юлина в своей вышеупомянутой статье в журнале "Вопросы философии":

"Нам кажется, что и Д.И. Дубровский, и И.П. Меркулов, видящие в эмерджентизме "свет в туннеле", не совсем осознают трудности, заключенные в этой позиции. По сути оба они, как, впрочем, и зарубежные биологицисты Дж. Серль, А, Кларк, П. Черчленд, Дж. Ким и др., сделали выбор в пользу позиции, согласно которой сознание является биологической инновацией. Поскольку, как говорит Меркулов, "сугубо культурная эволюция человека как интеллектуального вида практически невероятна". Однако при этом остается открытым вопрос о появлении означивающей способности у биологической материи. Теории информации, коннективистские или иные концепции мало проясняют картину, апеллируя к информационным системам природы."

Y

   Когда оппоненты  упрекают друг друга в некорректном употреблении термина сознание, часто пытаются со- и противопоставить четыре аспекта этого феномена: философский, психологический, медицинский и биологический. Но есть основания считать, что противников можно  примирить на базе обобщенного аспекта, накрывающего собой все четыре, -- эволюционно-эпистемологического, который призван рассматривать conscientia совсем не как сопутствующий продукт развития одного или даже целого ряда видов живых организмов. 
   Этот пятый аспект (пятый элемент!) основан на гипотетическом, но вполне вероятном свойстве самоорганизации нервной материи, возникающем на определенном этапе ее структурного (в том числе и количественного) развития. До достижения этого этапа низший мозг мыслит, осуществляя элементарную рассудочную психическую деятельность исключительно в интересах организма, тела. При этом обязательным для этой функции было более или менее адекватное отражение внешнего мира. Но с ростом объема и сложности мозга на определенном критическом этапе развития возникла имплицитная  способность накапливать и резервировать такие отражения, а затем и производить их в определенной степени независимо от внешней среды. 
   (Скорее всего именно на этом переломе возникла потребность в гармонизации прежде разрозненных нейрональных процессов, наследием которой на следующих этапах вочеловечивания стала музыка.)
   В результате в сферу мышления оказалось вовлеченным не только поведение организма во внешней среде, но и процедура корреспонденции этого поведения с произвольными порождениями мозгом внутренней среды. Возмущающий фактор внутренней среды, с одной стороны, затруднял текущую выработку и исполнение команд аппарата мышления, но с другой – приводил к необходимости все более изощренного его функционирования. Оказалось, что будто бы избыточный объем мозга и связанное с этой избыточностью перепроизводство средовых образов начинает становиться для мышления своеобразным тренажером, источником промежуточных моделей поведения, условием для возникновения обратных связей в нейронных паттернах. Соответственно, нашла свое "применение" в мышлении и, ставшая естественной, ритмическая музыкальная организация работы мозга.
   Реликтовая животная способность к перцепции и апперцепции внешних сигналов, фактически, потребность в этих сигналах была последовательно освоена новым механизмом, частично преобразована в систему внутренних невербальных, а частично – внешних вербальных кодов. Таким образом, животный язык был очеловечен вначале внутри мозга, и только потом он вышел вовне в качестве эффективного межличностного коммуникатора, пройдя при этом промежуточную орудийную (суггестивно-инфлюативную или дрессурную) стадию.

   В этой схеме нам не столь уж важно точно знать и определять, что же такое сознание, достаточно уяснить, что ОНО возникло в результате 1) гипертрофии мозга гоминидов и 2) приобретенной их мозгом в ходе эволюции всех предыдущих поколений «привычки» отражать внешнюю среду, производить а затем и перепроизводить ее. Эпистемологически это означало, что нервная материя в итоге вобрала в себя среду, стала ее естественным продолжением, -- иначе говоря, наши современные представления о ноосфере были заложена в нас естественным ходом событий еще пару миллионов лет назад! Те из гоминидов, чье мышление справилось с беспокойной биоинновацией сознания, и стали впоследствии людьми.

«Мыслю, следовательно, существую», – могли бы сказать о себе и животные, если бы они умели говорить. 
«Мыслю, хотя и сознаю, следовательно, существую», – это имеют право заявлять только люди, почти все люди.

© Валерий Кинов © adada-inn © адада-съют