15.03.03

К вопросу о праве собственности на жизнь
(общие соображения)

<===---------- ===>

   С точки зрения эволюции вида, жизнь и смерть каждого отдельно взятого человека как особи не слишком значительна (возможно, начиная с некоторой критической численности населения). Значимой единицей в этом смысле становятся только более или менее устойчивые сообщества, вначале племена, впоследствии -- государства, которые государства оказались реально способными закреплять природные ресурсы и их производные за людьми, а также эффективно (глобально) перераспределять эти ресурсы, став тем самым подлинными компонентами ноосферы.
   На определенном этапе государства пришли к соглашениям о целесобразности отказа от войн (которые с точки зрения наказания и кары являются аналогами смертной казни). Логическим продолжение этого процесса стал отказ от применения смертной казни к гражданам государств. О связи этих двух явлений -- войн и казней -- говорит указание известного Протокола №6 "Относительно отмены смертной казни" к "Конвенции о защите прав человека и основных свобод" о возможности возобновления казней не только во время войн, но и при их неизбежной угрозе.
   В реальности государства вынуждены иногда принимать решения не о полной отмене СК, а о прекращении (приостановке) ее применения. Недостижение единодушия среди граждан в отношении к смертной казни -- не главная причина принятия таких временных решений. 

   Предполагается, что в основе паллиативов лежит неурегулирование главного и коренного вопроса: признание человеческой жизни (ее материальных носителей) объектом собственности и утверждение права частной собственности каждого человека на свою жизнь (в условной формулировке -- ПСЖ). При этом не исключается, что остальные конституционные права человека являются производными этого права.   

   За последние 200 лет, если вести отсчет от Великой французской революции, в государствах, принадлежащих или тяготеющих к так называемой евро-американской цивилизации, сложилась особая правовая ситуация в отношениях собственности.
   С одной стороны, круг объектов права собственности неуклонно расширяется, в него включаются ранее считавшиеся недостаточно, что ли, материальными для этого вещи. С другой – важнейший и существеннейший для каждого человека  предмет материального мира, находящийся де-факто в реальном гражданском обороте, остается «невидимкой» де-юре. Самое удивительное заключается в том, что этот предмет тысячелетия был действующим персонажем гражданского (в широком смысле) права, пребывая в активном состоянии в течение всего периода существования рабовладельческих государств и даже за его пределами.
   Человек в качестве объекта собственности начал восприниматься явным образом по мере упразднения родоплеменных отношений, поскольку при родовом строе права и обязанности не различались (Ф. Энгельс, «Происхождение семьи, частной собственности и государства»). Но уже при становлении государств начали приниматься законодательные меры по урегулированию ПСЖ, выразившиеся вначале в закреплении права собственности хозяина на жизнь его раба, а затем и в выведении личности свободного гражданина за рамки определенных форм гражданского оборота (например, отношений, связанных с долговыми обязательствами, что отразилось в афинских реформах Солона).
   Но когда общество – вначале в своей наиболее цивилизованной части – с отвращением отвергло систему рабовладения, то в упоении открывшейся свободой в законодательстве нового времени даже в постфеодальную эпоху не нашлось места для установления ПСЖ на новом уровне. Психологически такое вытеснение или сублимация из общественного сознания более или менее объяснимы, с юридическими объяснениями вопрос сложнее.

   На предыдущих стадиях развития общества личностные отношения между людьми в вопросах о жизни и смерти широко регулировались, помимо правового, на этическом уровне. В христианстве это выражено в заповеди: "Не убий", что обосновывалось закреплением жизненных ресурсов человека, как священных, за высшей силой. Примечательно, что фундаментальная "Декларация прав человека и гражданина" (Франция, 1789) распространила сакральность, т.е. священность, на институт собственности: "Статья 17. Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, никто не может быть лишен ее иначе, как в случае установленной законом явной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения."
  Отметим, что в этой формуле французской революции нет указания на исключение из области ее определения  объекта священной человеческой жизни, она просто умалчивает об этом, создав прецедент для всех последующих умолчаний. Хотя еще римскими правоведами отмечалась вещность человеческого тела:

   Если мысленно восстановить индивидуальную жизнь в ее вещных правах, можно обнаружить достаточное количество квалифицирующих признаков, определяющих ее как объект права собственности, если хотите, как главную вещь. Следствием такого позиционирования может стать определение иных личных конституционных и основных гражданских прав, того же метафизического права на жизнь, как прав на принадлежности этой главной вещи. ПСЖ представляется объемлющим остальные права: на жизнь, на смерть (эвтаназию), на эмтаназию, на свободу слова, собраний, митингов. Нарушение ПСЖ, кроме уголовного, государственного преследования, закономерно влечет за собой возможность соразмерного возмещения ущерба, вреда в гражданском порядке. Таким образом, ПСЖ корреспондирует с эмтаназией.
      Легализация ПСЖ достаточно непротиворечива:
а) онтологически, с позиций общих принципов бытия (при условии секуляризации общественной жизни), 
б) гносеологически, теоретико-познавательно, способствуя дальнейшему развитию наук (например, генетики, и вопросов клонирования), а также 
г) аксиологически, с точки зрения теории ценностей, поскольку она способствует объективизации главной ценности человека.

   В итоге в современном обществе фактически существуют реальные гражданские правоотношения, сущностно связанные с ПСЖ, но формируются они в отсутствие системного правового обоснования, стихийно. На одну из причин такого отставания  указывал Питирим Сорокин («в догматике уголовного права есть грех смешения теоретической точки зрения с практикой, сущего с должным»). Поскольку ПСЖ (разумеется, на условиях ограниченной оборотоспособности) не легализована, ситуации ограниченной уступки человеком своего права собственности при интеграции в уставные организации, предусматривающие риск для жизни (армия, полиция) остаются без должного регулирования.    

<===----------===>

© Валерий Кинов © ADADA-inn © АДАДА-съют